Мнение Убывающая «двадцатка» Почему Владимир Путин и Си Цзиньпин не сочли нужным лично встретиться с лидерами крупнейших держав Запада Сергей Строкань
Саммит глав государств и правительств ведущих государств Востока и Запада, входящих в «Группу двадцати» (G20), завершился принятием обтекаемого итогового коммюнике. Оно лишь создало видимость вымученного в дипломатических ристалищах единства мирового сообщества по главным вопросам: борьба с пандемией, глобальное потепление, экономические вызовы и нелегальная миграция. Обещания обеспечить всеобщий доступ к вакцинам и лекарствам от коронавируса, к середине будущего года вакцинировать 70% населения Земли, восстановить мировую экономику, принять меры для ограничения роста глобального потепления на 1,5 градуса, наладить диалог производителей и потребителей энергии выглядят как директивы партийного съезда времён СССР. Они напоминают глобальные установки бороться за всё хорошее против всего плохого, которые нужно было принять, чтобы позволить всем сохранить лицо и оправдать существование такого авторитетного форума, как «Группа двадцати».
При этом, как любые декларации, они будут иметь короткую жизнь и уйдут в историю ещё до того, как участники саммита G20, многие из которых отправились из Рима на климатическую конференцию в Глазго, разъедутся по домам.
Иного финала просто невозможно себе представить по той простой причине, что распределение вакцин, критерии обеспечения энергетической безопасности, условия перехода мировой экономики к углеродной нейтральности и многие другие вопросы страны G20, разделённые незримыми баррикадами, понимают по-разному, вкладывая в них противоположный смысл.
В этом и состоит вся загвоздка.
Наиболее компетентный и представительный формат международного взаимодействия, который реально может и должен обсуждать мировые процессы и вызовы, — так определил роль G20 пресс-секретарь Владимира Путина Дмитрий Песков.
В течение двух дней работы саммита G20 в Риме Владимир Путин выступил на нём не один, а два раза — по видеосвязи. Однако бросавшееся в глаза отсутствие в Риме российского президента, как и председателя КНР Си Цзиньпина, у которого дома тоже нашлись дела важнее, стало знаковым событием.
С одной стороны, современные технологии позволяют каждому, и тем более мировым лидерам, выражать свои мысли и обмениваться ими бесконтактно, резко раздвигая границы возможностей для коммуникации. С другой стороны, торжество онлайн-формата при проведении саммитов, конференций и других международных мероприятий, который утвердился в мировой дипломатии за два года пандемии, свело к минимуму возможности доверительного личного общения. Однако личной химии никто не отменял, и во время пандемии политики и дипломаты нередко жаловались, что договариваться им стало гораздо труднее, поскольку возможность доверительного общения утрачена.
В этой ситуации не состоявшийся в прошлом году, но всё-таки проведённый Италией в этом году очный саммит G20 стал для лидеров Запада и Востока уникальной возможностью посмотреть друг другу в глаза и попытаться найти решение по поводу того, о чём никак не удавалось договориться раньше.
Тем не менее ни Владимир Путин, ни Си Цзиньпин в Рим не приехали, и это само по себе стало одной из главных, активно обсуждаемых новостей. Возникает вопрос: не приехали почему?
Сделаем острожное предположение: дело не просто в напряжённом рабочем графике двух лидеров и сложной эпидемиологической обстановке. У премьер-министра Индии Нарендры Моди в стране свирепствует тот самый индийский штамм, однако Моди счёл необходимым лететь в Рим. Потому что для него это важно и интересно, а вот Владимиру Путину и Си Цзиньпину, похоже, уже не важно, уже не интересно.
Личной химии с западными лидерами больше нет, осталась одна сплошная «физика». А для «физики», для простого изложения своей позиции, которую всё равно вряд ли поймут и примут в расчёт, вполне достаточно и онлайн-формата.
Зачем куда-то лететь ради групповых фото участников?
В целом отношение России к международным форумам — вначале к «Группе семи» (G7) — элитному клубу западных демократий, альтернативой которому до последнего времени выглядела G20, а затем и к самой «двадцатке», претерпело любопытную метаморфозу.
Во второй половине 1990-х — начале 2000-х годов в Москве гневно отвергали любые попытки поставить под сомнение целесообразность российского членства в G7, которые тогда инициировала группа влиятельных американских конгрессменов во главе с идеологом изгнания России Томом Лантосом. Однако уже после исключения Москвы из G8, которая в 2014 году вновь превратилась в G7, риторика резко изменилась.
В Москве заговорили о G7 как об устаревшем и бесполезном объединении, противопоставив ему G20 — группу двадцати ведущих экономик как западного, так и незападного мира, в которую также входит Китай. За последние годы была написана масса книг и диссертаций, километры газетных срок, снято бесчисленное количество телесюжетов про то, что G7 — это тонущий корабль Запада, которому отказало навигационное оборудование в мировом океане.
В то время как G20 — это наше всё. Поскольку «двадцатка», в отличие от «семёрки», используя российский дипломатический сленг, олицетворяет торжество многополярного полицентричного мира, отвергающего гегемонию Запада.
Однако и с «двадцаткой» в итоге тоже не заладилось.
Первый звонок для России прозвенел после начала украинского кризиса 2014 года — в ноябре 2015-го — в Австралии, на саммите G20 в Брисбене. Перед его началом хозяин форума премьер-министр Австралии Тони Эбботт — мужчина крепкого спортивного телосложения, — не испугавшись того, что Владимир Путин владеет приёмами дзюдо, сообщил, что скоро у него состоится «серьёзный разговор» с президентом России.
Пообещав обсудить с Владимиром Путиным катастрофу разбившегося под Донецком малайзийского Boeing, в результате которой погибли 27 австралийцев, Тони Эббот тогда использовал специфический термин shirtfront, существующий в регби и австралийском футболе и имеющий много значений.
Среди них — «взять за грудки», «сбить с ног соперника, владеющего мячом», «стоя лицом к лицу, схватить кого-то за футболку, притянуть к себе и сказать что-нибудь резкое».
Тони Эббот поставил в замешательство армию экспертов и даже заставил вмешаться редактора толкового словаря Маккуори Сьюзан Батлер, чтобы точнее понять, что же это могло значить.
Но в любом случае было ясно, что Тони Эббот замыслил что-то нехорошее. В связи с этим за президента Путина тогда вступился премьер Медведев. «Если ему нравится выражаться спортивными терминами — пожалуйста. Господин Путин в смысле спорта человек очень продвинутый, и я думаю, что у них могла бы получиться очень мощная дискуссия», — саркастически заметил тогда о Тони Эбботе Дмитрий Медведев.
В этой ситуации сам Владимир Путин покинул саммит G20 в Брисбене, не дожидаясь его окончания. Вести диалог на таком уровне и в таких терминах, судя по всему, не имело смысла.
Спустя шесть лет в когорте прилетевших на саммит G20 в Риме западных лидеров явно не было политика, которому взбрело бы в голову помериться силами с Владимиром Путиным, — ну явно же не Джо Байдену или Эммануэлю Макрону думать о том, чтобы «сбить с ног» Владимира Путина или «взять его за грудки».
И не Борису Джонсону тоже.
Однако за последние годы отношения России и Запада деградировали настолько, что происходившее в ноябре 2015 года в Брисбене может показаться цветочками.
Сегодня состояние этих отношений лучше всего определить тем самым термином shirtfront, имеющим много значений, каждое из которых, впрочем, не сочетается с идеей диалога, зато прекрасно выражает идею грубого столкновения.
Поэтому нет ничего необычного в том, что G20 недосчиталась в Риме Владимира Путина и Си Цзиньпина и стала убывающей «двадцаткой».